Вячеслав Лапченко

Вячеслав Лапченко

***
О чем мне горевать?
Я все еще живу,
А скольких нет,
Никем невосполнимых,
И глажу, глажу
Травку-мураву
Уже неотвратимостью томимый.

Я стал пристрастен
К отошедшим дням,
К стране
И всяким вывертам эпохи.
Все оттого,
Что путь у ней не прям,
Мои дела
Бывают также плохи.

А были ведь
И молодость и стать.
В душе копаюсь,
Сам себе не милый.
А комната,
Когда ложусь я спать,
Мне кажется
Открытою могилой.


Бабье лето

По лесу видно – осень на подходе,
Темнее ночи,
Ветреней деньки.
На юг, на юг
Или куда-то вроде
Летят на паутинках паучки.

Раз паучки, то бабье лето будет.
Примета эта издревле верна.
Зачем оно,
Когда усталым людям,
Уже виски морозит седина.

А лица женщин
Светятся приветом.
Что пятьдесят и больше не беда.
Гори огнем полынным, бабье лето,
Пусть позже,
Хуже, если никогда.


Ополченцы 41 года.

Ну, с богом,
Люд нерегулярный.
На регулярные войска
На поле
В дым его угарный
Да будет наша рать крепка.

Мы здесь
О милости не спросим,
Мы о правах поговорим.
В штыки,
В рогатины и косы-
Воздать за все заслуги им.

И сшиблись
В узком месте лбами
Искать одно из меньших зол,
Бой взялся малыми огнями,
Потом сплошной пожар пошел.

И алый, красный и багровый
Свет падал
На землю с клинков.
Там остывал, густея кровью,
Под белой пеной облаков
Свет с черноземами спекался
С суглинком
И по борозде,
Потом хлебами наливался
Свет плуг тащил,
Храпя в узде.

Свет был в последнем грозном стоне
Пусть ополченец умирал,
Пускай над свастикой в Берлине
Орел нацистский хохотал.

Под Вязьмой или подо Ржевом,
Где орд задержан был набег,
Под выжженным
И оскорбленным кровом
Был виден хорошо
Нюрнберг.

Свет есть во всем
И в лике каждом,
Свет есть в библейском:
Не убий.
Но так бывает, что однажды
Мы говорим себе: убей.

Убей, убей –
Во имя жизни,
Иного оправданья нет.
Чем безысходнее в Отчизне –
Тем ослепительнее свет.

***
Любимая!
Мне страшно в январе,
Снегами
Он шуршит у изголовья
И кажется
Сугробы на заре,
Прут на меня
Обрызганные кровью.

В поду у печки
Буйствует огонь.
Я все согреть на нем пытаюсь душу
И искры жгут
Меня уже всего
Но что в груди моей
Они разрушат.

Я весь прохвачен
Нынешней зимой!
Любимая!
Мне не избыть разлуки.
Ты приезжай,
Хорошая, домой.
Теплы твои ласкающие руки.


На Урале


Здесь волк лобастый и матерый
Свою добычу не отдаст.
Уходит в логовище скоро
И на ходу хватает наст.

Метель метет его следы,
Гребет снега в большие кучи.
В угон за ним кочуют тучи,
А он летит, летит, летучий,
И след его давно простыл.

И от облавы и охоты
Уходит цел и невредим,
И не сказать непобедим,
А просто жить ему охота.


***

Опят ненастье и опять
Мои сады дождь шарит, шарит.
И места нет под солнцем встать
Чтоб луч по мне бы мог ударить.

Мои умолкли соловьи,
И в черном небе гаснет лето.
Все тише песни о любви
Все меньше розового цвета.

***

На небе туча грозовая
С налета чертит письмена
Дождями веси осеняя,
Громами пушечно звеня.

Давай, давай,
И можно с градом.
Сшибай с деревьев ржавый лист,
Пусть зеленя пылают садом
Под соловьиный щелк и свист.

А дождь шипит
Бараньим жиром,
Асфальт крутым потоком рвет.
Так обновление над миром
Всегда в коллизиях идет.

Солнечник

Есть светлый грустный сад за домом,
Там тихо солнечник цветет,
Все хорошо, прекрасно, кроме,
Что он под осень опадет.

И в август,
Светлый и спокойный,
Когда в селе итожат труд,
Ему привычно и спокойно
Под корень голову снесут.

Отшелушат на белом плате,
Провеют на семи ветрах,
И скажут:
Урожай богатый
И тут же взвесят на руках.

. . . . . . . .

Есть темный, грустный сад за домом
И стержень солнечника в нем.
Все хорошо, прекрасно, кроме…
Осенней опали кругом.